Какой была война. Лихие годы Великой Отечественной глазами детей тех времен…

Этот материал был опубликован в районной газете «Маяк» еще в 2019 году. Тогда в редакцию обратилась ветеран педагогического труда Нина Фёдоровна Поршина из Степановки, которая попросила рассказать о детских годах своего двоюродного брата Виталия Николаевича Максимова, имя которого знакомо многим в районе. Несколько лет его нет с нами, но память об этом замечательном человеке жива. Нина Фёдоровна часто вспоминает его рассказы о том страшном времени…

ПОД КРЫЛОМ ДЕДА

Великая Отечественная война коснулась каждой семьи. Не обошла она стороной и Максимовых: Влас и Марфа проводили на фронт четверых сыновей: Матвея, Николая, Павла и Василия. Вскоре забрали и единственного сына Матвея — восемнадцатилетнего Николая.

Виталий Николаевич рассказывал:

«Дом деда опустел: на фронте были все его сыновья. После того как забрали на войну Матвея, его жена Анисья перешла в дом свёкров. Переселились туда и мы: матери Александре тяжело было одной с тремя ребятишками. Жили, пока отец не пришел с войны. Он просил деда позаботиться о нас. Война для Николая Власовича началась под Москвой: он служил шофёром в артиллерии. Проехал на своём грузовике всю Европу. Брал Берлин. После окончания боевых действий на западе участвовал в Советско-японской войне. Домой вернулся в декабре 1945 года».

Николай Власович стал настоящим героем для своих сыновей. В семье хранятся ордена Отечественной войны и Красной Звезды, медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За оборону Москвы», «За взятие Берлина», двенадцать Благодарственных писем от Верховного Главнокомандующего…

…Долгими зимними вечерами женщины вязали носки, дед Влас подшивал валенки. Был он строгим, но справедливым. Его близкие даже в такое непростое время не голодали: Влас был рачительным хозяином. Дела находил всегда. К этому сызмальства приучал и внучат.

«…Для нас он смастерил маленькую тележку. На ней мы должны были ежедневно выполнять «урок» — вывозить навоз на огород. Доставалось, конечно, больше Ивану, но и Петр помогал ему. Я же только путался под ногами. Зато на обратном пути братья усаживали меня в пустую тележку и с ветерком катили по дорожке. То-то было радости и смеха! Однако мать шумела — ей опять предстояла стирка! Бабушка её поддерживала, с укором говоря деду: «Ты малого-то ослобони от «урока». Робёнок он ишшо».

Дед кипятился: «Нешто станем барчонка ростить? Миколька с фронту возвернётся, по головке нас за то не погладит». Все умолкали, а бабушка Марфа спешила в передний угол, где стояли иконы».

Когда в очередном письме Николай Власович попросил детей слушаться старших, пообещав привезти гостинцы, Иван решительно заявил матери:

— Пропиши отцу, чтоб привёз мне ружье. На охоту ходить буду!

Виталий с Петром переглянулись и выкрикнули:

— А мне – револьвер!

— И мне!

Александра рассмеялась, глядя на них, но с той поры, когда не могла утихомирить мальчишек, многозначительно говорила: «Ну-ну, кто-то не получит гостинца!» – и дети в момент становились шёлковыми.

«ДОБЫТЧИК»

Старший Иван считался «добытчиком»: по весне приносил полные котомки дикого лука, щавеля, из которых Марфа пекла вкусные пироги. С другими подростками собирал грачиные яйца. Летом приносил ягоду, сладкий борщевик.

Однажды Иван пропал. Мать его Шура работала на колхозном огороде неподалеку от дома. То и дело  прибегала посмотреть, что делают младшие и не пришёл ли старший. Но Ивана всё не было. За обедом, не глядя ни на кого, обронила:

 — Придёт домой – иссеку!

Влас же в ответ ухмыльнулся в бороду и сказал:

— Ты поперва излови его.

Не пришел Иван и к вечеру. Влас, увидев, как она в очередной раз подносит к лицу передник, спросил:

— Пошто глаза на мокром месте? Явится, никуда не денется!

 Та лишь всхлипнула в ответ:

— А как не явится? Чаво хозяину свому сказывать стану? Что я — никудышна мать, мальца не углядела?

Влас, никогда до этого не повышавший голос, строго осёк её:

 — Окромя тебя, тутаишшо глаза есть. Собирай на стол. Вечерять будем! — и добавил тихонько: Маальца… Этот малец скоро за девками бегать будет…

«Только дед успел постучать ложкой о край алюминиевой миски, подавая сигнал таскать галушки, как приоткрылась входная дверь, пропуская огромный арбуз, и снова захлопнулась. Арбуз подкатился к самому столу.

Мы с Петром закричали: «Ура! Ванька пришел! Арбуз приволок!»

Мы бросились к двери, но мать опередила нас, ухватив по пути утирник с гвоздя. В приоткрытую дверь мы видели, как она хлестала по плечам и спине Ивана. Сама при этом плакала и причитала.

Дед Влас позвал: «Уймись, Ляксандра! Чай, парень с добычей пришёл!»

С годами я стал задумываться: а выжили бы мы одни? Смогла бы мать в одиночку вытянуть нас? Сама она к концу войны похудела, стала похожа на девочку-подростка. Только глаза её полыхали васильковым светом. Считаю, что мудро поступили бабушка с дедом, собрав нас под одну крышу. Наверное, из таких тяжёлых времён приходит осознание истины: люди должны держаться вместе, особенно в лихую годину».

 ПОЧТАЛЬОНКА

…1943-й год. Вдоль улицы, кутаясь от ветра в бежевый платок, шла женщина. Через плечо была перекинута длинная перевязь, на которой болталась холщовая торба.

«Куда же она идет?» — замирали сердца всех, кто видел её.

Виталий, не понимая страха взрослых, весело закричал:

 — Там тётенька идет!

Александра подбежала к окну, оглянулась на Анисью и шёпотом произнесла:

Почтальонка!

Анисья подскочила и полная отчаянья, выдохнула:

 — К нам!

 …«В комнате повисла тишина. Я с интересом наблюдал, как почтальонка осторожно наступает на сугроб, опасаясь набрать снег. Вот она уже шагнула в калитку. Мальчишка торопливо перебежал к окну, что выходило во двор. На крыльце тоже лежал снег. Женщина приподняла ногу, чтобы перешагнуть через него, и тут он увидел на ее ноге шерстяной носок. Наши женщины вязали носки, но они были какие-то некрасивые, серые.

Бабушка Марфа говорила: «Наши овцы поседели, как я!»

 На почтальонке же были черные носки и сверху носка была вывязана белая полоска, от того они выглядели нарядными.

Вот бы нам с Петькой такие! Я оглянулся: ни матери, ни тетки не было в комнате».

Размышления мальчика прервал истошный крик тетки Анисьи, раздавшийся из сеней:

— Матвей! Матвеюшка! Соколик ты мой!

Отворилась дверь. Александра втащила в дом повисшую Анисью, усадила на лавку. Та всё причитала. Откуда-то прибежали Влас с Марфой, все плакали.

Виталий решительно дёрнул мать за подол:

— Хочу носки, как у почтальонки, чёрные с белой полоской. Ты такие нам с Петькой свяжешь?

Женщина не отвечала. Он с большей настойчивостью дёргал её за юбку снова и снова, пока она не ударила его. Мальчишка громко заплакал.

Дед Влас с укоризной сказал снохе:

— Ляксандра, дите малое, неразумное. Не виновато в нашем горюшке…

«…С новой силой раздался плач женщин, а у деда смешно тряслась борода. Из-за этих событий я просмотрел, как ушла со двора почтальонка в своих замечательных носках».

ЖИВЫЕ

…Матвей Максимов не погиб. Оглушенный взрывом, раненный в ноги и руки, остался лежать на поле боя.

Немецкие санитары поместили его в лазарет. Вскоре мужчина пошел на поправку. Там сговорился с другими пленными.

 Врач-поляк, лечивший их, раздобыл карту местности. Сбежали вшестером. До своих, спустя три месяца, дошли только трое.

По счастливой случайности вышли в расположение своей части.

Командир, увидев Матвея, воскликнул:

— Максимов? Живой?!

Вместе со своей частью Матвей Власович Максимов участвовал в освобождении Венгрии. В одном из боев получил тяжелое ранение и был комиссован.

Домой вернулся с медалью «За взятие Будапешта». Всё это случилось потом, а в тот раз, после первого боя, он написал в далекую Степановку коротенькое письмо родным, успевшим получить страшную «похоронку»:

 «Жив. Здоров. Бью фашистских гадов…»

Все сыновья и внук Власа и Марфы Максимовых вернулись домой живыми.

Какой была война. Лихие годы Великой Отечественной глазами детей тех времен…